Джонатан Свифт биография англо-ирландского писателя-сатирика, поэта, философа, публициста и политика

Если вы направляете в чей-либо адрес остроту, вы должны быть готовы принять ее и в свой адрес

В памфлете «Сказка бочки» (1704) борьба католической, англиканской и пуританской церквей изображена в духе пародийного «жития». Памфлеты «Письма суконщика» (1723-24) и «Скромное предложение» (1729) осуждают угнетение ирландского народа. «Путешествия Гулливера» (т. 1-2, 1726). Желчная сатира Свифта неотделима от гуманистического пафоса его творчества, развивавшегося в русле Просвещения, утверждавшего необходимость искоренения частных и общественных пороков. Традиции свифтовской сатиры — в ряду самых плодотворных в мировой литературе.

В своё время его характеризовали как «мастера политического памфлета». Но по прошествии времени Свифтовские произведения утратили сиюминутную политической остроту, зато стали образцом иронии, юмора и «бытописательского» стиля. Вершина творчества Свифта — «Путешествия Гулливера», написанные в 1726 году. Пародируя и одновременно совершенствуя литературу путешествий, автор «открывал» фантастические страны^[en], сатирически комментируя реальные перспективы и идеалы европейского общественного устройства.

В 1731 году Свифт написал «Стихи на смерть^[en] доктора Свифта», где остроумно изобразил радостный переполох, который вызвал в официальных кругах кончина беспокойного литератора.

Детство. В Тринити-колледже

Джонатан Свифт родился 30 ноября 1667 года в Дублине, в Ирландии. Его дед, видный священнослужитель англиканской церкви и стойкий приверженец короля Карла I Стюарта, во время гражданских войн 1641-1648 годов был обездолен революционным режимом Кромвеля. Отец Свифта, женившись на бесприданнице, отправился искать счастья в полуколониальную Ирландию, где устроился судейским чиновником и умер за полгода до рождения^[en] сына. Сироту воспитывали зажиточные родственники. Их иждивением он получил приличное школьное образование и поступил в престижный Тринити-колледж Дублинского университета, где учился в 1682-1688, по собственному позднейшему признанию, довольно небрежно, то есть упоенно читал^[en] самые разнообразные книги в ущерб предписанной зубрежке риторико-теолого-философских пособий Бургерсдициуса, Кеккерманнуса и Смиглециуса. Однако, по-видимому, уже тогда он ощутил священническое призвание и твердо решил пойти по стопам деда, чему никак не противоречила его обнаружившаяся склонность к литературному сочинительству.

Первыми сочинениями двадцатидвухлетнего Свифта были по моде того времени возвышенные оды, и в них явственно сказывались неподдельная и основательная религиозность, суровое благочестие и глубокое отвращение ко всем революционным преобразованиям и новшествам, особенно в области духовной.

В усадьбе Темпла

Довершить учение помешали ирландские беспорядки 1688-1689: пришлось перебираться в Англию, и священнический сан Свифт принял лишь в 1695, а степень доктора богословия получил в Оксфорде в 1701. Но «промежуточные» в его жизни 1690-е гг. оказались определяющими для формирования его личности и писательского дара. Эти годы большей частью протекли в роскошной усадьбе Мур-Парк близ Лондона отдаленного родственника матери Свифта, отставного дипломата и царедворца, видного мыслителя и эссеиста 1660-1680-х гг. сэра Уильяма Темпла, который поначалу из милости взял нищего юношу библиотекарем, затем оценил его таланты и приблизил к себе в качестве секретаря и доверенного лица.

В распоряжении Свифта — неутомимого читателя — было богатое собрание книг, особенно французских; и Рабле, Монтень, Ларошфуко стали его любимейшими авторами. Оценил Джонатан Свифт и своего патрона, его единственного он признавал своим наставником, правда, лишь по части здравомыслия, кругозора, взвешенности и продуманности суждений. Суждения же их могли разниться коренным образом, например, в религиозном отношении: Темпл был более или менее свободомыслящим деистом, а Свифт считал всякую религиозную пытливость порождением недомыслия или гордыни. Разница в мировоззрении и темпераменте, однако, почти не мешала им уживаться друг с другом. Десятилетие, проведенное в поместье Темпла, Свифт называл счастливейшим временем своей жизни.

Памфлет «Битва книг»

После смерти Темпла Джонатану Свифту впервые пришлось полагаться лишь на себя; в его активе была выработанная при содействии старшего друга и наставника собственная жизненная и идейная позиция. Кроме того, явственно определился характер его писательского дарования: выступив на стороне Темпла в литературной полемике о сравнительных достоинствах античной и современной словесности с памфлетом «Битва книг» (1697), Джонатан Свифт показал себя сокрушительным полемистом, мастером пародийного слога и убийственной иронии. Памфлет представляет собой оживленное блистательной игрой воображения язвительное обличение тогдашнего (главным образом французского) литературного модернизма и ненавистного Свифту духовного новаторства.

Сатирическая энциклопедия

В 1700 Джонатан Свифт получил приход в Ирландии, но все его расчеты и ожидания были связаны с большой политикой, к которой его приобщил знаток политической жизни Темпл, и с литературной деятельностью лондонских властителей умов. На их придирчивый и взыскательный суд он собирался представить не только еще не напечатанную «Битву книг», но и своего рода сатирическую энциклопедию английской умственной жизни конца 17 века — «Сказку бочки», над которой, впрочем, еще стоило поработать и для которой требовалось подготовить почву, приобрести хоть какое-то имя и репутацию.

События складывались благоприятно: тори одолевали вигов, добившись большинства в палате общин и вовсю используя популистскую демагогию. Консервативные принципы были Свифту гораздо ближе, чем либеральные, но всякий популизм был ему глубоко подозрителен. Он встревожено заметил, что в античные времена «таким же способом была истреблена свобода», и немедля написал трактат «Рассуждение о раздорах и разногласиях между знатью и общинами в Афинах и Риме» (1701), где строго и доходчиво проанализировал партийную свару как симптом пришествия демократической тирании, которая ничуть не лучше тирании аристократической. Трактат весьма повлиял на общественное мнение и очень способствовал победе вигов на очередных парламентских выборах; Свифт, таким образом, сделался фаворитом правящей партии, ее «золотым пером», и в 1705, наконец, счел уместным опубликовать вместе с «Битвой книг» «Сказку бочки».

Признанный мастер

Книга была всеми замечена и определила дальнейшую репутацию доктора богословия Джонатана Свифта, вызывая у одних глубокое восхищение своим беспощадным и неисчерпаемым остроумием, у других (в том числе у занявшей английский престол набожной королевы Анны) — ужас и гнев своим непочтительным подходом к делам религии. Ибо сюжетной основой «Сказки» служила притчеобразная побасенка о трех братьях, более или менее олицетворявших католичество, англиканство и крайний протестантизм, которые не сумели сберечь в целости и сохранности завещанные им годные на все случаи жизни кафтаны, то бишь христианское вероучение. Аллегория нарочито дурацкая, пригодная для шутовских игрищ с переодеваниями. Она составляет едва ли четверть «Сказки» и используется как иллюстрация к другим главам, в сумме с ними представляя некий английский аналог столь любимой Свифтом «Похвалы Глупости» Эразма Роттердамского.

У Свифта воплощением всевластной Глупости является подставной «Автор» «Сказки», продажный писака, который подрядился соорудить нечто вроде программы грядущего всеобщего помешательства, призванного подменить подлинную действительность иллюзорной и отчасти утопической. Веком утопий, становящихся из мечтаний проектами общественного переустройства, был 18 век, и Джонатан Свифт издевательски предвосхищает идеологию Просвещения с ее «общественным договором», социальным прожектерством и культом механистического материализма.

Современники более оценили остроумие Свифта, нежели содержательность его «Сказки». За ним было признано особого рода первенство в литературе, и он закрепил его такими примыкающими к «Сказке бочки» анти-идеологическими сочинениями, как «Тритический трактат об умственных способностях» (1707) и «Возражение против отмены христианства» (1708). Салонную славу принесло ему пародийно-проповедническое «Размышление о палке от метлы» (1707), где Джонатан Свифт предостерегает «великих преобразователей мира», «исправителей зла» и «устранителей всех обид» против самонадеянного реформаторства, способного лишь осквернить мир.

Еще одну словесную маску идеолога и деятеля нового времени создал Свифт в лице ученого джентльмена-астролога Исаака Бикерстаффа, который от имени науки^[en] и во имя общественного блага упраздняет настоящее и распоряжается будущим, наглядно показывая власть пропаганды над действительностью. Были опубликованы его единственно научные «Предсказания на 1708 год»; затем эти предсказания были удостоверены с помощью печатного слова и стали неопровержимыми фактами общественной жизни. Такого рода факты позднейшие идеологи любили называть «упрямой вещью». Бикерстафф не случайно полюбился тогдашним друзьям Свифта и зачинателям европейской журналистики Дж. Аддисону и Р. Стилю. Один из первых английских журналов назывался «Тэтлер» («Болтун») и издавался от лица «мистера Исаака Бикерстаффа, эсквайра», который вскоре обрел биографию и стал пародийным персонажем английской литературы.

Политик и публицист

Вскоре Джонатану Свифту предстояло самому на разные лады блистательно продемонстрировать могущество печатного слова как инструмента политики и его бессилие в качестве средства разъяснения или вразумления. Отношения с вигами вконец разладились после того, как Д. Свифт напрямик высказал свои умеренно-охранительные взгляды в памфлете «Соображения английского церковника относительно религии и правительства» (1709). И когда правительство тори в 1710-1714 пошло навстречу требованиям церковных кругов и к тому же вознамерилось с почетом вывести Англию из затянувшейся и бессмысленной, хоть и победоносной, войны за Испанское наследство, Свифт сблизился и даже подружился с ведущими консерваторами.

Джонатан Свифт стал их главным публицистом, и все политические успехи консервативного правительства были достигнуты благодаря свифтовским памфлетам и руководимому им журналу «Экзаминер» (1710-1711), сформировавшему благоприятное для заключения мира общественное мнение. В связи с этим Свифт жил в 1710-1713 в Лондоне, и его каждодневные письма-отчеты в Ирландию бывшей воспитаннице Темпла Эстер Джонсон составили изданный через полвека и имевший огромный успех в качестве эпистолярного романа «Дневник для Стеллы».

Изобретательный патриот Ирландии

В 1714 умерла покровительница консерваторов королева Анна Стюарт, и лидеры тори, друзья Свифта, были обвинены в государственной измене, а его успели заблаговременно устроить настоятелем (деканом) собора святого Патрика в Дублине, так что он оказался в некой почетной ссылке, на одной из виднейших церковных должностей Ирландии. Быстро и основательно разобравшись в ирландских делах, Джонатан Свифт во всеуслышание объявил Ирландию краем рабства и нищеты, рабское состояние и особенно рабскую покорность здешних обитателей он считал несовместимыми с человеческим достоинством, они уязвляли его пастырскую совесть. Уже в 1720 в памфлете «Предложение о всеобщем употреблении ирландской мануфактуры» он призвал к бойкоту всех английских «носильных вещей». Призыв его услышан не был, а памфлет (разумеется, анонимный) объявлен «возмутительным, раскольническим и опасным», и печатник был отдан под суд. Присяжные, однако, его оправдали, и Джонатан Свифт это принял к сведению. Он рассудил, что эффективнее всего будет бойкотировать английские деньги, объявив их ненастоящими, и случай для этого вскоре представился.

В Англии был выдан патент на чеканку мелкой медной монеты для Ирландии. Патент был прибыльный, хотя вовсе не жульнический, но исследователь пропагандистской демагогии Джонатан Свифт прекрасно понимал, что доказать отсутствие мошенничества в таком щекотливом, затрагивающем все карманы на деле никак невозможно. Оставалось выбрать подходящую для агитации маску, и в феврале 1724 появилось первое письмо «М.Б., Суконщика», где «торговцы, лавочники, фермеры и все простые люди королевства Ирландии» скопом мобилизовывались на борьбу с английской медной монетой, а по сути дела с Англией. Писем в ближайшие полтора года появилось еще пять, и тон их был все возмутительнее, а призывы все грознее. Для пущей их действенности Джонатан Свифт не выходил из роли простолюдина. Вся Ирландия кипела, общенародное восстание должно было вот-вот разразиться, и обычно покорный ирландский парламент готов был его возглавить, а Свифт готовил для него программу. Но в решающий момент английский премьер-министр счел за благо уступить: он всего-навсего аннулировал патент, и напряжение спало. «Суконщик» победил, а Свифт потерпел поражение.

Вероятно, горечь этого поражения напитала Свифта горчайший, исполненный нестерпимого презрения к человеческому рабству памфлет «Скромное предложение» (1729), где «для блага отчизны, развития торговли и облегчения участи бедняков» выдвигается благодетельный, экономически и гастрономически разработанный проект употребления в пищу детей ирландской бедноты; именно такой способ решения ирландских социальных проблем добряк-автор считает наиболее практичным, осуществимым и отвечающим духу времени.

Главное произведение

Манифестом ирландской свободы «Письма М.Б., суконщика» не стали, но сохранились в истории английской литературы как речевой портрет англо-ирландского простолюдина начала 18 века — тем более мастерский, что декан Джонатан Свифт не имел со своим персонажем ничего общего, как, впрочем, и с возникавшим из небытия героем своего главного произведения, Лемюэлем Гулливером, «сперва судовым врачом, а потом капитаном нескольких кораблей». С начала 1720-х гг. в письмах Свифта появляются упоминания о «моих Путешествиях»; в ноябре 1726 в Лондоне выходит том, содержащий «сжатое описание» первых двух из них. Второй том с описанием третьего и четвертого путешествий вышел в феврале 1727.

Описание действительных и воображаемых путешествий и сопутствующих им открытий было с начала 16 века одним из ведущих европейских литературных жанров. Используя его, Джонатан Свифт помещал свое произведение в один ряд с «Утопией» Томаса Мора, с «Гаргантюа и Пантагрюэлем» Ф. Рабле, с самой популярной и самой насыщенной религиозным содержанием книгой 17 века «Путем паломника» Джона Баньяна, а также и с опубликованным в 1719 «Робинзоном Крузо» Д. Дефо, самым оптимистичным сочинением нового времени, по смыслу и пафосу прямо противоположным «Путешествиям Гулливера».

Сюжет их, как и в «Сказке бочки», был подставной, пародийный: Джонатан Свифт в отличие от великого множества утопистов, мечтателей и выдумщиков, не открывал новые страны, а возвращал читателя к поразительной реальности его повседневного существования, заставляя взглянуть на себя и окружающий мир новыми глазами и произвести трезвую нравственную (то есть прежде всего религиозную) самооценку.

Чудовищное и нормальное

«Путешествия Гулливера» — итоговая книга Джонатана Свифта, где фантастически-иносказательно преломляется его богатый жизненный и творческий опыт — так, что почти каждый эпизод повествования выглядит притчей. Этому способствует и излюбленный свифтовский прием изображения — бытовой гротеск, то есть выявление странности и чудовищности обыденной жизни и обыденного сознания. Нормальное и чудовищное постоянно меняются местами: в царствах лилипутов и великанов это достигается игрой с масштабом восприятия 12:1:12. Это соотношение размеров позволяет как нельзя более наглядно показать в первых двух частях ничтожество большой политики и грандиозность человеческого быта. Третья часть — целиком фантасмагорическая — компендиум сбывшихся мечтаний человечества, вооруженного наукой, грезившееся еще Автору «Сказки бочки» торжество умалишенного прожектерства. Это — первая в истории европейских литератур технократическая антиутопия.

Главная мысль четвертой части

Наконец, в четвертой части, в Стране лошадей появляется «естественный человек», которого через полвека восславит Жан Жак Руссо — и в своем природном состоянии, лишенный веры и благодати, он оказывается самым омерзительным из скотов, которому пристало разве что быть в рабстве у лошадей; попутно обнаруживается, что идеальное общественное устройство возможно лишь помимо человека. Проникшийся идеей такого благоустройства Лемюэль Гулливер отрекается от человечества и становится приживальщиком в конюшне. Эту немного замысловатую проповедь против смертного греха человеческой гордыни современники воспринимали как должное; но в период торжества просветительского гуманизма она вызывала множество нареканий.

«Упорный заступник мужественной свободы»

«Путешествия Гулливера» прославили Джонатана Свифта на всю Европу, но до конца своих дней он оставался ирландским изгнанником, о котором тамошний наместник говорил: «Я правлю Ирландией с позволения декана Свифта». Среди его последних произведений, в основном повторяющих прежние темы и мотивы, выделяются незаконченные «Наставления слугам», на бытовом материале пародирующие «Государя» Никколо Макиавелли, и «Серьезный и полезный проект устройства приюта для неизлечимых» (1733) — сочинение в духе «Скромного предложения». «Стихи на смерть доктора Свифта» он написал заблаговременно, в 1731; в своей эпитафии он пожелал остаться в памяти потомков «упорным заступником мужественной свободы» и поведал о «жестоком негодовании», которое «терзало его сердце». Это негодование недостаточно умерялось милосердием, но обращено оно было не против людей, а главным образом против попрания человеческой свободы.

Глубоко и твердо верующий священнослужитель, поборник воинствующего здравого смысла, осененного христианской религией, Джонатан Свифт противостоял идеализации человека, предвещавшей новое его закрепощение, и в особенности планам универсального общественного благоустройства, которое, как он предвидел, может привести лишь к всевластию безумия и всеобщему рабству. Пафос его жизни и творчества вполне передают слова апостола Павла из Послания к Ефесянам (6:12), которые Свифт любил повторять: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». (В. С. Муравьев)

Врожденные свойства Джонатана Свифта — мрачное, даже злобное отношение к людям, беспредельный эгоизм, столь же беспредельное честолюбие, в соединении, однако, с стремлениями совершенно противоположными — нашли себе плодотворную почву в обстоятельствах его жизни.

Детство Свифта прошло в сиротстве (вследствие оторванности от матери), бедности, зависимости. Но окончании курса в дублинском Trinity College он поступил секретарем к Вильяму Темилю, известному государственному деятелю и выдающемуся политическому писателю, но при этом на него были возложены также обязанности бухгалтера и камердинера. Это положение, в связи с обуревавшей его жаждой славы и сознанием умственной силы, раздражало и озлобляло его, особенно при встречах с людьми, руководившими в ту пору судьбами Европы, и при наблюдении над кипучей политической деятельностью тогдашней Англ. Собственные первые шаги его на этом поприще (по поручению Темпля) оказались неудачными, и ему пришлось удовольствоваться — но, конечно, не удовлетвориться — скромной должностью приходского священника.

Несколько позже Джонатан Свифт сделался деканом церкви св. Патрика в Дублине. Неудачи в постоянных хлопотах о служебном повышении вызвали его сатирическую деятельность, проявлявшуюся на первых порах в резких эпиграммах, а потом в политических памфлетах, доставивших ему огромный авторитет у партии ториев, к которой он перешел после разрыва — по внутренним и внешним причинам — с партией вигов.

С 1710 по 1713 г. Джонатан Свифт занимал, не имея никакого официального поста, очень влиятельное положение, но ниспровержение господства ториев повлекло за собой удаление с политического поприща, еще более ожесточившее его против общества. При иных свойствах его натуры, его могла бы вознаградить громадная популярность, которая выпала на его долю в Ирландии после того, как он, отчасти по патриотическим побуждениям, отчасти — и еще большие — из ненависти к вигам, выступил энергическим бойцом за независимость этой страны и написал с этою целью «Письма Суконщика» (Drapiers letters). Возвращение его в Дублин из Англии было приветствовано колокольным звоном, торжественной иллюминацией, предоставлением, ему почетной охраны и т. п. Но ему этого было недостаточно, он сгорал желанием вернуться в Англию и играть выдающуюся роль в обширной сфере.

Этим замыслам поставило окончательный предел расстройство умственных способностей, мало-помалу перешедшее в апатическое идиотство. Десять лет Джонатан Свифт провел в нравственных и физических муках, особенно сильных в так называемые светлые промежутки. «Я идиот! — восклицал он. Я то, что я есть». В своих письмах, незадолго до полного умственного расстройства, Д.Свифт говорил о смертельной скорби, убивающей в нем и тело, и душу. В последние два-три года жизни он произнес только одно слово.

Джонатан Свифт умер 19 октября 1745 г., завещав сумму денег на постройку дома для умалишенных. Как человек, Джонатан представляет собою крайне интересное психологическое или, вернее, патологическое явление. Мучить людей, привлекать их к себе тою непостижимой, гипнотической силой, которой гремучая змея притягивает в себе кролика, и потом отталкивать их с злорадной жестокостью, делать своими жертвами тех, кто подчинялся его влиянию, и наслаждаться их муками, «рафинировать свое ремесло палача» (как это особенно характерно выразилось в его отношениях к двум женщинам, которых он прославил под именами Стеллы и Ванессы. Про Стеллу можете немного почитать в конце описания этого имени) — все это было как бы органической потребностью его натуры и находило проявление как в мелких причудах, так и в очень серьезных делах.

«Джонатан Свифт — говорит Теккерей — идет дорогой жизни, неистовствуя, точно человек, одержимый бесом. Он постоянно оглядывается вокруг, не гонятся ли за ним фурии. Он знает, что наступить ночь, и с нею неизбежно явятся эти чудовища. О, Господи, какая это ночь и какая долгая агония! Какой страшный коршун терзал сердце этого гиганта!» Это мнение находит подтверждение в сознании самого Свифта, который чувствовал в себе присутствие органического внутреннего неистовства и, мучась им, заявлял, что «его бешенство становится для него невыразимо гнусно».

Так врожденные свойства, при громадном уме и остроумии Джонатана Свифта, как нельзя более благоприятствовали выходу его, как писателя, на поприще сатирика, ими обусловлен и характер его сатиры. Она проникнута самою горькой желчностью, иногда доходящей до настоящей свирепости, но под личиной бесстрашного хладнокровия.

«Он слишком горд, чтоб отдавать свою страсть на позорище, или выбирать публику своим поверенным, он желает один заглядывать в тайники своей души и постыдился бы выдать себя, а потому хочет и может сохранять полное самообладание. По-видимому бесстрастный, но с судорожно сжатыми мускулами, с сердцем, полным ненависти, он с ужасной улыбкой пишет свои памфлеты».

Памфлеты — самая обширная и существенная область его сатирического творчества, памфлетный элемент господствует даже в его церковных проповедях, о которых Джонатан Свифт сам говорил, что «проповедовал памфлеты». Теккерей характеризует его как «Самсона, с костью в руке кидающегося на своих врагов и избивающего их».

Содержание памфлетов политическое и социальное. Наиболее выдающиеся (в хронологическом порядке их появления): «On the dissensions in Athens and Rome»; «Tale of a Tub» («Сказка о бочке»), где, в аллегорической, часто затемняющей смысл, форме осмеяны католицизм, лютеранство (лютеранство - крупнейшее направление протестантизма. Основано Мартином Лютером в 16 веке), кальвинизм и вообще темные стороны клерикального мира, а рядом с этим — состояние современной науки, разные секты, проекты и т. п.; «Public spirit of the whigs», навлекший на автора сильные преследования; вышеупомянутые «Письма Суконщика»; написанное за несколько лет до сумасшествия «Скромное предложение, имеющее целью помешать детям ирландских нищих быть бременем для своих родителей и для страны, и указать, каким способом сделать их полезными для общества». Это последнее сочинение лучше всех остальных памфлетов характеризует ту душевную мрачность, до которой дошел сатирик: спокойно, чуть не весело советует он родителям употреблять детей в пищу, чтобы избавляться от них, рекомендует средство делать их вкусными для стола, указывает, какую часть подавать, когда семья обедает одна, какую — при гостях и т. п.

Высшей степени силы, шири и глубины сатира Джонатана Свифта достигла в пользующихся всемирной известностью «Странствиях Гулливера» («Travels of Lemuel Gulliver», 1727) — произведении художественном, не смотря на односторонность его бешеного нигилизма. Оно затрагивает и клеймить не какие-нибудь отдельные явления, а весь мир, в его порочности и бессмысленности, при чем имеется в виду и английская современность. Мелочность человека, отсутствие всякого прочного и глубокого фундамента в его чувствах, почтение общества в лице его законодателей, развратных и негодных дворян, порочность лиц, стоящих во главе государства — все это и многое другое изображено в этой аллегории с такой горечью и злобой, с таким свирепым ожесточением, каких нельзя встретить ни у одного сатирика ни до Свифта, ни после него.

Отчасти основательно проводит один немецкий критик параллель между «Гулливером» и «Д. Жуаном» Байрона, но еще справедливее замечает, что «Байрон — лев, а Джонатан Свифт — пантера». В отношении чисто художественном, «Гулливеру» вредит переходящее за последние пределы раздражение; но этот недостаток значительно возмещается такими достоинствами, как неотразимая логика, безусловная, производящая полную иллюзию естественность и даже документальность в описаниях, необычайная оригинальность слога, который у Свифта вообще обладал страшной силой, непобедимым хладнокровием и практической действительностью, а здесь достиг высшего совершенства.

Сочинения Джонатана Свифта были изданы в первый раз в 1727 г. известным английским поэтом Попом, потом их издавали Ричард Шеридан (1784, 17 тт.) и Вальтер Скотт с биографией, 1814, 19 тт.); новое издание вышло в 1883 г. (10 тт.). Ср. Forster, «Life of Jonathan S. « (1875, оставшееся неоконченным); Craik, «The life of S.» (1882); Collins, «J. S., a biograpllical and critical study»; Thackeray, «The english humourists»; Masson, «Essays bibliographical and critical, chiefly on english poets»; статья Маволея, в собрании его сочинений; Тен, в «Histoire de la literature anglasie»; статья Алексея Веселовского в книге: «Этюды и характеристики» (М., 1894); В. Яковенко, в «Биограф. Библиотеке» Павленкова.

5 ноября 1699 года согласно Джонатану Свифту в этот день, потеряв после страшной бури к северо-западу от Вандименовой Земли своих товарищей, Гулливер добрался до берега. Чувствуя крайнюю усталость, он заснул так крепко, как не спал никогда в жизни. Спустя девять часов он проснулся и попробовал встать, но не смог шевельнуться. Гулливер обнаружил, что его руки и ноги с обеих сторон крепко привязаны к земле и точно так же прикреплены к земле его длинные и густые волосы. Вскоре он почувствовал, как что-то живое двигается у него по левой ноге, мягко ползет по груди и останавливается у самого подбородка. Опустив глаза^[en], Гулливер различил перед собою человеческое существо, ростом не более шести дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном за спиной. Вслед за первым на него взобралось еще около сорока подобных же созданий. (П. Вейнберг)

Знаменитые цитаты Джонатана Свифта

Библиография

Из сочинений Джонатана Свифта на русский язык язык переведены:

Джонатан Свифт скончался 19 октября 1745 года в Дублине. На его могильной плите высечена составленная им же самим эпитафия: «Здесь покоится тело Джонатана Свифта, доктора богословия, декана этого кафедрального собора, где суровое негодование не может терзать сердце^[en] усопшего. Проходи, путник, и подражай, если сможешь, по мере сил, смелому защитнику свободы».